"Я постараюсь стать самой лучшей мамой, такой, о которой я сама мечтала.... И мой ребёнок никогда не будет чувствовать себя брошенным и одиноким, я подарю ему всю свою любовь" - эти мысли появились у меня задолго до рождения сына, ещё когда я училась в старших классах школы.
Я уже тогда знала, что у меня будет сын: моя гордость, моя надежда. Я представляла его высоким и красивым. И уже тогда любила его всем сердцем.
Как молоды мы были. Здесь Серафиму два года, а скоро уже 19. Фото из личного архива автораЯ хотела стать хорошей мамой вопреки всему, наперекор судьбе. Я не хотела быть похожей на свою маму, она, возможно, и любила меня, но странною любовью, которая ничем не выражалась, зато упрёков и обид было столько, что не помню в детстве дня, когда после общения с ней я бы не плакала.
Годам к пяти я в полной мере осознала своё одиночество. И, видимо, тогда и зародились во мне некоторые аутичные черты. Я не была брошенным детдомовским ребёнком. Но я была фактически сиротой при живых родителях. Их, молодых и здоровых, интересовала только карьера. А вечно болеющая дочь мало вписывалась в планы. Поэтому решено было отправить её, то есть меня, в Киргизию, к бабушке и тогда ещё живой прабабушке, лет на несколько, желательно сразу до школы, чтобы потом уже забот меньше было и всего прочего.
Жилось мне в тёплых краях очень даже хорошо: витамины, солнце большую часть года. А если ещё учесть, что я была тогда единственной внучкой, то и любви мне доставалось много, и не только от бабушек, на тот момент семнадцатилетние двойняшки дядя с тётей тоже со мной нянчились.
Но никто не может заменить ребёнку маму, время, проведённое с ней, бесценно и её любовь согревает, придаёт уверенность в себе на долгие-долгие годы.
Конечно же, я скучала сильно по маме и по папе тоже. Но всё-таки в Киргизии мне было хорошо среди родных людей. Сейчас я понимаю, что ни будь их в моей жизни, я бы и не знала, что такое настоящая безусловная любовь, когда тебя любят не потому, что ты хорошо себя ведёшь или получаешь одни пятёрки, а потому что ты просто есть на свете.
Моя сказка рухнула внезапно, когда мне исполнилось пять лет и родители, до этого видевшие меня только несколько дней летом, решили-таки забрать уже подросшего ребёнка в Томск, наконец-то заняться воспитанием и определить в детский сад. А то скоро школа, надо уже начинать социализироваться.
Вот тут, когда меня вырвали из чудесного и такого привычного уже мира, всё и случилось. Из весёлого, вполне довольного жизнью ребёнка, я превратилась в замкнутое и угрюмое существо. Мне было совершенно непонятно, кто эти скучные вечно занятые люди, которые называются моими родителями, чего они от меня хотят, почему постоянно ругают и почти никогда не хвалят. Почему почти не разговаривают со мной, не рассказывают сказки. И даже за одним столом со мной не сидят, потому что дети не должны слушать взрослые разговоры.
Это очень страшно, когда ребёнок чувствует себя лишним в своей семье. Лишним и нелюбимым. Ещё с отцом мне удалось наладить хоть какой-то контакт, но между мной и мамой всегда была непроходимая стена. А так хотелось, чтоб она подошла, сказала ласковое слово, обняла. Чтобы прижаться к ней и постоять так хоть минуту, молча, почувствовать её тепло и её любовь, но...
Самым страшным испытанием для меня стал детский сад. Ходила я туда дней десять. И всё это время плакала и пряталась где-нибудь в шкафу или за шторой. Потом я заболела, да так сильно, что уколы кололи больше месяца. И врач порекомендовала повременить с садом. Так началось моё хождение по бабкам. У каких только соседок я не была, то у одной, то у другой, то у третьей.
Родителей я по-прежнему видела только по вечерам, а то и по ночам, если в театры ходили, да и то мельком, делами моими они мало интересовались. Ещё отец иногда, когда был в хорошем настроении, предлагал поиграть в какую-нибудь настольную игру или помогал мне строить шалаш, где я потом пряталась со своими игрушками. Но большую часть времени он был занят, писал стихи, обсуждал их с кем-то по телефону, рассылал письмами в разные редакции. Мешать ему было категорически запрещено. И так как я уже умела читать, то почти всё время проводила с книгами и сидела тихо-тихо, как мышка.
В какой-то момент на горизонте появилась мама. Она всплеснула руками: «Ребёнку уже шесть лет, скоро в школу.
Обратите внимание: Ничего не удержит человека сильнее, чем свобода..
А она у нас несоциализированная, дикая какая-то растёт, необщительная. Надо бы ей друзей поискать среди соседских ребятишек».Сказано-сделано. Уже на следующий день пришли в гости две девочки-соседки, Саша и Анжела, одна моя ровесница, другая года на два старше. Помню какой шок я тогда испытала, ещё никто так бесцеремонно не хватал мои вещи, не раздевал кукол и не разбрасывал всё вокруг. В довершении всей этой вакханалии прозвучал гневный вопрос мамы: «Ну почему ты не играла с ними, ведь это так весело? И вот теперь девочки уходят домой, и ты должна им подарить что-то из своих вещей, вот например эту сумочку или вот эту куклу». Ну да, конечно, самую мою любимую, которую я бы даже подержать теперь не дала за сто десять тысяч миллионов. И сумочка бабушкина, как память о ней.
Тогда я добро своё отстояла и соседки ушли домой только с наклейками. Это потом уже мама тайком, пока я гостила летом у родственников, собирала мои игрушки и книжки в посылки и отправляла своим племянникам, моим двоюродным братьям и сестре, думала, не замечу, а я замечала. Очень много дорогих сердцу вещей было утеряно безвозвратно. А если бы вы знали, сколько упрёков выслушала в тот самый первый раз. Мама потратила на меня полчаса или час, наверное, рассказывая, какая я плохая и неблагодарная и закончила свою речь словами: «Вот и сиди тут одна, с такой жадной и необщительной девочкой никто никогда дружить не будет».
Вот и сидела, больше никакие «друзья» ко мне не приходили, только подружка Наташка, ну и иногда её брат Серёжка с улицы забегал.
С каждым годом мои отношения с мамой становились всё хуже и напряжённее. И в подростковом возрасте, я, устав от постоянных упрёков, и вовсе перестала с ней общаться. После переезда на другую квартиру двери моей новой комнаты были для неё закрыты на платяную вешалку
Но всё равно мы где-то соприкасались, в одной ведь квартире живём... до сих пор. И каждая наша попытка общения заканчивалась упрёками в мою сторону. Не преминула она даже на моей свадьбе всем гостям сообщить, что дочь у неё безумная и безмозглая. Всегда ей почему-то казалось, что я её позорю. То перед соседями ей было за меня стыдно, то перед учителями...
Даже сейчас, когда я взрослая тётя и сама мама, мама моя умудряется читать мне нотации, причём в присутствии моего сына. Но я уже на них никак не реагирую. Обросла такой толстой кожей, что обидеть меня уже никому не под силу.
Единственное, что задевает, это когда она Серафима трогает, начинает его цеплять всяко разно, что "больной он и маленький", а он психует и истерирует. И иногда посуду бьёт. И правильно делает, что не даёт себя в обиду.
здесь Серафиму восемь. а мне тридцать с хвостиком. фото из личного архива автораА я...что я? Я пытаюсь быть непохожей на свою маму. Но я не знаю, как и что я должна делать, как правильно, а как нет. Я безмерно люблю своего сына и потому очень многое ему прощаю, хотя вижу, что порой нужно быть строже. Я провожу с ним всё свободное время. И это, наверное, плохо. Потому что часто моя любовь и забота перерастает в гиперопеку. Нещадно с этим борюсь. Иначе, чувствую, сын мой так и не повзрослеет, не станет ответственным человеком.
Но самое интересное - то, что я, действуя вопреки, всё равно бываю очень похожа на свою маму, когда критикую и обвиняю. Но хорошо, что всё это вовремя замечаю и исправляю ошибки. И говорю сыну: "Прости, ты не виноват, у меня просто сегодня плохое настроение. А тебя я очень сильно люблю".
#любовь мамы #мамина любовь #любовь к ребенку #семейные отношения #родители и дети
Еще по теме здесь: Отношения.
Источник: Как я мечтала стать супермамой и у меня из этого ничего не вышло.