Лена и Аркадий поженились достаточно быстро. Познакомившись в феврале, в апреле ребята уже решили пожениться.
Свадьбу гуляли широко, с песнями и танцами, в родной деревне Аркадия, на берегу Оки. На улицу вынесли столы, соседи принесли стулья, табуретки, кто-то притащил гармошку, женщины выставляли на белую скатерть нехитрые угощения. Дети, проносясь стайкой, хватали грязными ручонками хлеб и бежали дальше, хохоча и повизгивая. А вслед им неслись незлые упреки хозяек.
Прошлогодняя картошка, засоленные в бочках огурцы, рыба, что принесли с утреннего лова, пироги с сочной, растекающейся по пальцам жирными струйками начинкой, земляничное варенье, сваренное еще прошлым летом, когда, оставив детей на поляне под раскидистым дубом, матери ползали по траве и собирали чуть отдающую смолой ярко-красную, сочную ягоду… Здесь всё чуть пахло смолой и иголками, родясь на песчаной земле, с крепко вцепившимися в нее корнями золотисто-оранжевыми стволами сосен…
Аркадий смотрел на Ленку и не мог поверить, что это все теперь его – и лицо, с ярким, наветренным румянцем, и крепкое, упругое тело, дразнящее своей сладкой молодостью, и…
- Да все твое! Не сомневайся! – Лена прижалась к плечу жениха и улыбнулась. – Только не бросай, слышишь? Что бы ни случилось, не бросай!
Лене стало вдруг страшно. Она вспомнила, как выла и рвалась на февральский мороз ее мать, когда отец уехал в город, а потом прислал пространное письмо с извинениями и бумажками денег. Глаза матери тогда бессмысленно вращались, не останавливаясь ни на чем. Ленка, маленькая, в рубашке и валенках, только что проснувшаяся, тянула маму обратно, в теплую комнату, но та, отталкивая дочь, выбежала на улицу, и, упав рядом с крыльцом, билась головой о ледяные бревна избы…
Нет! Лена так не будет! Не будет, потому что Аркаша никогда не откажется от нее, не оставит! Они вместе навсегда, они поклялись быть рядом еще там, на высоком берегу Оки, глядя, как река тугим серебряным серпом ныряет за поворот, заливая окрестные поля…
…Через год Аркадий окончил геологоразведочный институт и перевез Лену в город. После смерти Аркашиных родственников молодым досталась их комната. Не Бог весть, какая большая, но обставленная старинной мебелью, с красивой, украшенной посеребренной чеканкой люстрой, с коврами, скатанными, за ненадобностью, в тугие столбики и спрятанными под кровать, с женскими безделушками, хранящимися в шкатулке.
-Аркаш, да тут настоящий музей! Откуда у них все это? - удивленно рассматривала Ленка небольшие картины в крепких, толстых рамах.
-Не знаю. Но нам это все не нужно. Я в экспедициях постоянно, ты тоже с работы поздно приходишь, зачем нам этот хлам? Выкинем или отдадим.
-Нет, Аркаш. Не спеши, здесь нужно подумать.
Лена понимала, что такие вещи можно продать достаточно дорого, если найти, кому, и сделать все аккуратно. Но Аркадий не согласится, обидится, назовет спекулянткой. А ей так хотелось новое платье, туфли, чтоб не жали в мысках, да и ребенок скоро родится, коляску бы хорошую…
Женщина потихоньку бегала на блошиный рынок и стояла там, чуть в стороне от шумных, крикливых торгашек, трясущих тряпьем и потертыми пальтишками. У них покупали чаще. Ленкины же побрякушки и платки, яркие, красивые, вызывали подозрение, не ворованное ли, а то, еще, чего доброго, станешь соучастником, посадят и не спросят, как было дело…
Первым, что у Лены все же купили, была цепочка, потускневшая, с крупными звеньями, то ли от священнического одеяния, но уже без креста, то ли еще откуда взявшаяся у Аркашиных родственников.
Ее купил мужчина. Лена не запомнила его лица, старалась смотреть куда-то вбок, глубже кутала лицо в куцый воротник пальтишка.
Покупатель назвал цену. Лена даже не стала спорить, настолько большими деньгами показались ей те бумажки, что протянул тот человек.
-Теперь можно Аркаше новые брюки купить и мне что-нибудь! –Лена радостно шла по улице, щупая в кармане вырученные деньги. – А цепочка что… Ну, лежала бы еще лет десять, кому она нужна!
Появились у нее и у мужа обновки. Теперь Ленка стала смекалистее, торговалась, набивала цену, беря пример в других продавцов, хвалила товар, показывая его самыми выигрышными сторонами, шутила и кокетничала с прохожими, заставляя обратить на себя внимание.
-Эй, ты не особо-то здесь выступай, - вдруг услышала она над ухом чей-то хриплый, как будто сдавленный голос.
Женщина обернулась и встретилась глазами с угрюмым, укутанным в неопределенного цвета шарф и изношенное, затертое до дыр пальто, мужчиной. Тот, поправив на голове замасленную, в черных пятнах кепку, осклабился, показав редкий строй зубов, и продолжил:
-Уж больно товар у тебя видный. Перекупщица? Откуда берешь?
-Откуда брала, там уж нет! – бойко ответила Лена, но почувствовала, как по спине побежали противные, липкие мурашки.
-Ну, на нет и суда нет! - мужчина еще раз приподнял кепочку в знак прощания и нырнул в толпу прохожих, чуть покашливая.
Отчего-то Ленке стало так страшно, что она, мигом спрятав товар за пазуху, побежала домой, постоянно оглядываясь, не идет ли за ней тот странный мужчина.
-Ты где была? – Аркадий ждал ее дома. – Куда ходила? Тебе рожать скоро, а ты по морозу болтаешься!
-Ой, да я погулять ходила, воздухом подышать! Дома душно мне, ноги болят…
-Врешь! Я знаю, где ты была!
Лена замерла. Из-под пальто, еле застегивающегося на верхние пуговицы из-за большого живота предастельски выпал кошель с мелкими украшениями.
-Зачем ты это делаешь? – продолжал муж. – Ты же меня позоришь! Мне скоро людям стыдно будет в глаза смотреть!
-Ну… Ну, прости! Я хотела, как лучше! И тебе одеться нужно, и ребенку вещи нужны. А это наследство, - тут Лена показала рукой на убранство комнаты, -нам же ни к чему.
Аркадий сел на стул, устало опустив голову на руки. Лена была права. Вот, например, новый костюм, что она принесла неделю назад, так удачно сел Аркаше по фигуре, так ладно, как будто с него самого мерки снимали, да на заказ шили. Приятно…
-Давай договоримся, что сегодня был последний раз! Меня из института погонят, если узнают…
Лена молча кивала головой. Ребенок в ее животе отчаянно пинался, не желая больше сидеть в тесной, теплой утробе матери…
…Таня родилась за два года до войны. Лена туго-натуго завернула ее в пеленки, сверху – одеяльце, колючее, шерстяное, что прислали из деревни родные, и пела, пела колыбельные, путая слова и засыпая через несколько куплетов…
… Аркадия забрали на фронт в августе. Таня только-только научилась ходить и целыми днями топала по полу, хватаясь за отцовские брюки и громко называя его «Паткой».
-Патка! Патка! – звала девочка, указывая пальцем на дверь, а Лена держала дочь на руках и, закусив губу, все кивала, обещая ждать и уверяя себя, что война, не успев начаться, закончится, что Аркаша уже к Новому году будет дома, что…
Но ни к зиме, ни к весне муж не вернулся. Время как будто остановилось, растянувшись паутиной на окнах, расстелившись по полу серым саваном.
Таня росла, а кормить ее было нечем. Девочка жадно смотрела на кусочки хлеба в материнских руках, брала свою долю и, размяв в пухлых пальчиках, прятала за щеку, жмурясь от удовольствия, потом тянулась, прося еще, но мать качала головой и, поцеловав дочь в коротко стриженные волосы, сажала ее на кровать. Днем Лена отдавала ребенка в сад и бежала на завод, вечером, не глядя на прохожих, бежала обратно, брала Таню на руки и открывала почтовый ящик.
-Давай посмотрим! А вдруг папа нам что-то написал?!
Письма от Аркадия приходили редко, иногда их не было месяцами, потом вдруг почтальон бросал в ящик сразу несколько. И тогда у Лены и маленькой Тани, которая с трудом вспоминала отца, был праздник. Свечка танцевала на обрывке бумаги бледными всполохами, как будто была продолжением того костра или зажженной лучины, что освещала землянку Аркадия и несла его тепло в родной дом…
В конце весны сорок второго Лена заболела. Жар и ломота, разливающаяся по телу, выкручивающая все суставы, заставляли путать день с ночью. Женщина с трудом выходила на улицу, сжав в кулаке продовольственные карточки и, влившись в медленный, нестройный ряд таких же, как она, шла по улице, щуря глаза от солнца.
-Что, тяжело? – услышала она рядом смутно знакомый голос, медленно подняла голову и посмотрела на говорившего.
-Тяжело, говорю, жить-то? – мужчина в замасленной кепке вновь стоял перед ней, как будто время откатилось вспять, отменив своим возвратом проклятую войну.
Повторив про себя вопрос незнакомца, Лена кивнула. Тот усмехнулся и, взяв женщину под локоть, отвел ее подальше от прохожих.
-Товар-то у тебя еще есть? Ну, тот, что тогда был? – он мотнул головой куда-то в сторону.
Лена опять кивнула. Голова закружилась, в ушах шумело, а на лбу выступила испарина.
-Тогда слушай внимательно! – незнакомец наклонился к самому Лениному лицу и дыхнул на нее кислым, спертым запахом. – Еда будет, если будет, что за нее дать. Где ты живешь?
Лена вдруг начала оседать на тротуар. Мужчина подхватил ее подмышки, затряс, потом одной рукой отхлестал по щекам.
-Где ты живешь? – повторил он свой вопрос.
Сев на холодную мостовую, Лена тихо прошептала адрес, и тут в ее руках оказался кусок хлеба. Не такой, как выдавали за продуктовую карточку, а самый настоящий, большой кусок.
Женщина вскочила на ноги и осмотрелась. Но мужчины рядом уже не было.
-Я приду вечером, я или моя жена. Приготовь товар, принесу еще хлеба! – звучали в ушах его слова…
Лена, согрев кипятка и налив его в чашку, смотрела, как Таня уплетает хлеб и довольно причмокивает.
-Вкусно, мама! Дай еще! – девочка улыбнулась.
-Пока не могу! – Лена улыбнулась в ответ. – Много сразу нельзя, потерпи…
Теперь женщине уже было все равно, что скажут о ней в Аркашином институте, на заводе, где она работала, в доме, где жила. Так долго хранимые побрякушки, пыльные ковры и люстры, картинки с красивыми, солнечными пейзажами и тарелки с клеймом известного фарфорового завода – она отдаст все, лишь бы еще раз ощутить этот вкус перекатываемого во рту мякиша хлеба, давленой вилкой промерзшей картошки и шоколада, который иногда, очень редко, приносил дядя Федор, забирая ценности.
-Ничего! Проживете! – довольно говорил он и прятал в карман то цепочку с кулоном, то кольцо с каким-то тусклым, неприглядным камнем. – Смотри, а Танюшка-то у тебя выросла как! Надо и одежду новую. Готовь оплату!
Дядя Федя ставил Таню перед собой, на глаз снимая мерки, а потом, дня через три, приходил с обновками. Вещи, конечно, были ношенные, но зато Таня перестала быть похожа на кузнечика, вдруг выросшего из своего наряда и сконфуженно прячущего коленки под короткую юбку.
-Спасибо вам! – Лена готова была расцеловать доброго Федора, спасающего ее семью.
О новом знакомом писать мужу Лена не стала. Аркадий был ревнив, да и потом, лишние переживания ему сейчас ни к чему. Вот вернется, тогда Лена ему все и расскажет!...
А потом Федор привел к Елене свою знакомую, Марию.
-Она должна побыть у вас! – уверенно, не допуская никаких возражений, сказал он. - И за Таней присмотр будет, и тебе по хозяйству…
Федор говорил как-то размыто, объясняя, что Мария Павловна потеряла дом и семью, что ей негде жить…
Гостья тихо стояла за спиной своего покровителя и мяла в руках узелок с вещами.
-Ты уж ее не обижай, Ленка! Она, считай, родственница моя, - он похлопал Марию по плечу. – А, если что, имей в виду, о делишках твоих я сообщу, куда следует! – вдруг добавил Федор, наклонившись к самому Лениному уху.
Елена испуганно отпрянула.
-Какие делишки?! Что вы говорите? Я ничего плохого не делаю!
-А это уж другие пусть разбираются! – туманно ответил мужчина. – Все, Маша, живи! Буду навещать!
И ушел, оставив двух женщин таращиться друг на друга.
Мария Павловна оказалась очень деятельной и сноровистой. Она помогла Лене с весенней уборкой, пела Тане песни и читала наизусть целые сказки, учила с ней буквы.
Но ближе к осени гостья как-то занервничала, стала замкнутой, осторожной, боялась подойти к окну, перестала выходить ан улицу.
-Что случилось, - Лена внимательно следила за Марией Павловной. – Вы какая-то тревожная стали…
-Ничего, это у меня бывает, пройдет,- женщина хмурилась и, отвернувшись, складывала руки на груди.
Лена пожимала плечами и, поцеловав дочь и наказав ей слушаться тетю Машу, уходила на работу.
К тому времени из всех жильцов, населявших три комнаты квартиры, отобранной когда-то у церковных служащих, в живых остались только Лена и Татьяна. Маша была гостьей, она не в счет.
Елена никогда не заходила в чужие квартиры. Не открывала двери, за которыми притаилась смерть.
-А вот там, за стенкой, кто жил? – спросила однажды Мария Павловна, махнув рукой вправо.
-Учительница с сыном. Муж, насколько я знаю, в самом начале войны погиб, а они хотели в эвакуацию уехать, да не успели…
Лена сама видела, как на ту сторону улицы, где стояли соседи, попал снаряд…
-Так а что ж вы в одной комнате тогда ютитесь? Можно же и расселиться! – Мария Павловна уверенно подошла к заколоченной двери соседей. – Им она все равно уже не нужна!
-Но вдруг найдутся родственники? – испуганно спросила Лена.
-Вот когда найдутся, тогда и поговорим, - отрезала Мария.
Она переехала в комнату соседей, а Лена с Таней так и остались в своей. Федор все чаще приходил за «товаром», вот только принесенную еду заставлял делить между Леной, ее дочерью и Машей.
-Но, послушайте! – Лена попыталась возражать. – Так не пойдет! Она даже не работает, нам самим еды мало!
-Ах, мало! – Федор вдруг резко схватил Лену за лицо и притянул к себе. – Хочешь, ее вообще не будет? Забыла, как тогда скулила у меня в ногах, прося обменять побрякушки на хлебушек?
Такого не было, но Лена не стала возражать, вдруг испугавшись, что этот мужчина ударит ее.
-Закрой свой рот и живи, как живешь! Или я сделаю так, чтобы дочка твоя в детдоме оказалась, а ты коротала срок где-нибудь в тайге!
Федор зло усмехнулся и ушел. Мария, подслушивая весь разговор за своей ширмой, довольно улыбалась...
А потом все разом кончилось.
Однажды, вернувшись с прогулки, Лена и Таня обнаружили дверь своей комнаты распахнутой, на полу валялось несколько тряпок, ящики комодов, трельяжей и буфета выдвинуты и пусты. Даже тайник, где хранилась шкатулка с самыми дорогими украшениями, золотыми цепочками, наручными часиками и колечками, обокрали.
-Как же так… Как же теперь жить?...
Лена растерянно осматривала комнату, сжимая руку дочери.
-Дядя Федя принесет сегодня покушать? – беззаботно спросила Татьяна. – Я хочу кушать, мама!
Лена отвернулась и помотала головой…
…Солнце ярко било в пыльные, давно не мытые окна, на улице звенели трамваи, пахло свежей краской и деревом. Город возрождался, празднуя вместе со своими жителями победу. Он готовился встретить победителей, скрыв побои и раны, нанесенные вражескими налетами.
-Мама! Пойдем гулять! – Таня прислонилась к стеклу и смотрела на улицу. – Там так хорошо!
Лена, чуть сутулясь, с пучком жидких, с проседью волос, куталась в шаль и все никак не могла согреться. Ей казалось, что холод идет изнутри, что кто-то положил лед в ее сердце, и оно потихоньку остывает, замедляя стук.
Они с Таней дожили до Победы, они смотрели салют, задрав голову вверх и крича вместе со всеми слово «Ура!», они ждали Аркадия, каждый день надеясь, что он вот-вот постучит в дверь.
Но Лена и боялась его возвращения. Пустая, разграбленная комната, ее, Ленины, странные отношения с этим Федором, то ли просто обмен, вызванный естественным желанием накормить ребенка, то ли соучастие в нечистых делишках этого странного мужчины, - все делало возвращение Аркадия тревожным…
…-Как это отдавала? Кому? – муж вернулся ближе к осени. Он был цел, только голова поседела и теперь, смотря на него со спины, можно было подумать, что перед вами старик. - Зачем?
-Он носил нам еду! – тихо сказала Лена. – Ты нам даже не писал, а он носил нам еду! – вдруг закричала она.
-Мама, ну, не плачь, мама! Папа больше никуда не уйдет! – Татьяна схватилась за руки матери и прижала их к свои губам. – Не кричи, все же хорошо!
Аркадий строго, холодно смотрел на жену. Если в институте узнают, что его жена, пока все потом и кровью зарабатывали хлеб и приближали победу, просто торговала золотишком, живя припеваючи, его погонят с работы, он выйдет на улицу с «волчьим билетом», ему придется работать грузчиком или дворником!
Он видел голодных детей, когда с отрядом заходил в очередной город, он видел их жадные, изучающие глаза, их тонкие, почти прозрачные руки. Когда им давали еду, они принимались есть ее тут же, чуть ли не с земли, закрываясь от других и настороженно озираясь… Таня такой не стала, она росла, бегала на крепких ногах, ловко управлялась с карандашом, выводя буквы, на ее лице был румянец. Но какой ценой…
-Да что я такого сделала? – Лена зло смотрела на супруга. - А ты бы хотел, чтобы мы померли от голода, зато при золоте? Ради чего? И я рада, что это барахло больше не занимает столько места! – отчеканила она.
Аркадий только молча смотрел на нее и крепко сжимал зубы, так, что скулы заострились от напрягшихся мышц.
-Если в институте узнают, я тебя выгоню, - тихо сказал он.
Лене стало страшно. Нет, у нее была работа, но ей некуда было идти, да и с Таней она расстаться не могла, а еще она любила Аркадия, крепко, почти по-собачьи безотвязно. Она ждала его все эти годы, как привязанный на цепи пес, только цепь здесь была не из металла, а из тонких, невидимых нитей человеческого счастья. Их можно было порвать, но тогда разорвется и сердце Елены, где эти нити рождались…
Федор в их жизни больше не появлялся, одинокие комнаты заселились новыми жильцами, а Лена выучилась и устроилась на ткацкую фабрику.
Однажды, зайдя в соседний цех, Лена заметила у станка женщину. Она бы узнала ее из тысячи. Да, годы стерли с нее былую стать, но вот сноровистые, быстрые движения, уверенные, хваткие пальцы Лена узнала сразу.
-Мария Павловна! Какие люди! – тихо прошептала она.
Вот сейчас можно подойти, окликнуть, привлечь внимание работниц, а потом рассказать, как эта женщина обворовала их с Аркашей комнату, как она унесла оттуда все, чем можно было платить за хлеб, когда Таня снова простудилась, как…
Но Лена не будет. Нужно помнить, что муж дорожит работой, скандалы ему не нужны. Лена решит все сама.
Женщина дождалась конца смены и, присев на скамейку у проходной, караулила, пока на улицу не выйдет Мария. Та, быстро осмотревшись, видимо, по привычке, ища слежку, набросила на голову платок, подкрасила губы и уверенно зашагала по тротуару. Лена шла за ней, то теряя, то вновь замечая фигурку в кирпичного цвета пальто среди прохожих.
Маша зашла в один из подъездов. Входная дверь надрывно всхлипнула и спрятала за собой вошедшую.
Лена немного постояла снаружи дома, размышляя, как быть дальше.
Обратите внимание: Мой молодой человек рассказал мне, что его лучший друг изменяет своей подруге.
Если зайти следом, Маша услышит ее шаги, испугается и, возможно, сбежит. Если остаться здесь, то не узнаешь, в какой квартире живет эта особа.Тут из дворницкой вышел мужчина с ведром и веником. Он, что-то напевая, побрел к урне, стоящей у клумбы с тюльпанами, и принялся сметать окурки с асфальта.
-Извините, - подошла к нему Елена. - Я разыскиваю подругу. Мы расстались еще до войны, а теперь я узнала, что она живет в этом доме. Но я не знаю номер квартиры. Ее зовут Мария, Мария Павловна.
-В этом доме, - дворник кивнул на скрипучую дверь. – Живет одна Мария, - он пожал плечами. Отчества я не знаю. Но номер квартиры – двадцать пять. Ну, надо же! Как же вы ее нашли?
-Через бюро, - неопределенно ответила Лена, поблагодарила дворника и зашла в подъезд.
Она не знала, что будет делать дальше, что скажет, но ей так захотелось вернуть все Аркадию, сделать так, чтобы он больше не злился на нее, не смотрел как на чужую, думая, что она не замечает этого тяжелого, чужого взгляда!
Остановившись перед нужной квартирой, Лена подняла руку и наугад нажала звонок.
-Вам кого? – дверь открыла маленькая, почти прозрачная, старушка.
-Извините, я к Маше.
-К Маше? – старушка отчего-то испуганно поежилась. – Самый нижний звонок. Я тут ни при чем!
Дверь захлопнулась.
«Глазкова», - Лена прочитала фамилию у нужной кнопки. – Ну, что ж, вот и познакомились…
Трели звонка было не слышно. Мария Павловна вдруг распахнула дверь, как будто кралась к ней на мысочках.
-Что вам…
Она узнала Лену. Это точно! Глаза Марии забегали, лицо напряглось. Женщина попыталась захлопнуть дверь, но Лена проворно втиснулась внутрь.
-Не спеши! – прошипела она воровке. - Поговорить надо.
Маша затряслась, то ли от испуга, то ли от болезненного озноба. Ее лицо было бледным, под глазами разливались синяки.
-Чего хочешь? – тихо спросила она, проведя гостью в комнату. – Зачем пришла?
-Долг отдай, я уйду! – Лена скользила взглядом по убогой обстановке комнаты. Старые, кое-где отошедшие от стен обои, развалившаяся мебель, вместо кровати раскладушка.
-Что, дядя Федя бросил тебя на произвол судьбы? А где же твоя доля? Ведь она была? – Лена приподняла бровь.
-Нет больше дяди Феди, - быстро ответила Мария Павловна. – Где побрякушки твои, я не знаю. Уходи. Не ищи себе бед на голову!
-Не знаешь?! – вдруг закричала Лена. – Не знаешь?!
Она схватила Марию за руку и вывернула ее так, чтобы было хорошо видно запястье. Там, на худой, с проступающими венами, руке, блестели часики, те самые, из коллекции Аркашиных родственников.
-Снимай! – Лена уже не думала о том, что в квартире есть другие люди, что они могут вызвать милицию, испугавшись криков. – Отдай, это моё!
Серьги в ушах затрясшейся Марии Павловны тоже показались Лене смутно знакомыми.
-Все отдавай, змея! – Лена вцепилась в кофту женщины и стала трясти изо всех сил. – Отдавай! Обманула, ограбила, ушла, а мы помирали там с голода! Верни все назад!
Растерявшаяся, было, Маша, вдруг заголосила, зовя соседей и требуя вызвать милицию. Лена повалила ее на пол и хотела уже сорвать украшения, но Маша вдруг захрипела, затряслась и застыла. В комнате стало нестерпимо тихо, до боли в ушах.
-Эй! Эй, Маша! – Лена трясла хозяйку комнаты, била по щекам, но та не реагировала.
-Убила! Она ее убила! – раздалось за спиной. На пороге стояли соседи во главе со старушкой, что первой открыла дверь квартиры.
-Вызовите врача! Она дышит еще! – отрезала Лена, незаметно застегнув браслет часов у себя на запястье.
Соседка зло смотрела на гостью, пока другие бегали к телефону. Елена с ужасом заметила у старухи на пальце кольцо. Раньше оно лежало в Аркашиной шкатулке…
…-Зачем ты это сделала? – Аркадий смотрел куда-то в сторону, как будто не хотел, чтобы следователь, присутствовавший при их беседе, подумал, что он все еще любит эту женщину. – Тебе нужны были эти побрякушки? Лена, как ты могла? Как теперь будет жить Танечка?!
Он закрыл лицо руками. А ведь Аркадию только –только предложили место в министерстве… Неужели, теперь, из-за ареста жены, все сорвется?...
-Нет, Аркаш. Они мне были не нужны… Я это для тебя! Чтоб ты не думал, что я все распродала… Чтобы ты… Ты же не бросишь меня? Я…
Она растерянно смотрела, как муж встал, аккуратно застегнул пиджак и, кивнув следователю, вышел из комнаты. Он ничего не ответил ей, не попрощался, не пообещал, что все будет хорошо, что он постарается все уладить. Она просто перестала для него существовать, так было удобнее…
…Лену осудили на несколько лет за попытку кражи и нападение на человека. Жильцы квартиры, где обитала Маша, в один голос уверяли, что Елена силой проникла в квартиру, угрожала и шумела, обещая отобрать все имущество.
Маша, лежа в больнице, только улыбалась. Она знала, что против нее у Ленки ничего нет. Даже про часы она не стала говорить, пусть думают, что их у нее и не было, что Лена уже пришла в них.
…-Ну, давайте, дочку мою спросим, она подтвердит! – хваталась Лена за соломинку.
-Вы же понимаете, Лена, что это бессмысленно, - качал головой следователь, Николай Михайлович. – Зачем вы пришли к ней?! Глупо! Ну, ведь выжили, муж вернулся, и существовали бы себе спокойно!
Николай ходил по кабинету, нервно поправляя пиджак.
-Ну, или пришли бы к нам, заявление написали. Глядишь, вышли бы на этого Федора!
Потом он ожесточенно мотал головой, отвергая свои мысли и вздыхал.
-Я не в силах вам помочь, вы понимаете?! – растерянно говорил он и продолжал метаться по кабинету…
Эта женщина, сидящая на стуле напротив и смотрящая куда-то невидящим взором, Николаю отчего-то понравилась. Или ее было просто жалко. Следователь и сам не мог пока понять, что именно мешало ему просто закрыть дело этой подследственной, передав его в суд...
…-Николай Михайлович! – обратилась она к нему уже после вынесения приговора. – Вы часы мои сохраните, пожалуйста! Я их потом заберу…
По ее щекам текли слезы. Все мерещилось, что в огромном дверном проеме зала суда стоит Таня, что она смотрит на мать, но боится подойти к ней, ее напугали люди, сидящие в креслах. Таня что-то шепчет, но Лена, сколько не старается, не может понять, что…
Аркадий на заседание не пришел. Место в министерстве требовало осторожности, хорошей репутации и безупречного прошлого. Лена в эту схему не вписывалась.
Нет, на службе знали, конечно, что жена сидит, но Аркадий быстро оформил развод, открестившись от преступницы, вызвал из деревни мать и двух сестер, которые и занимались воспитанием девочки.
Имя Елены, воспоминания о ней были запрещены. Таня сначала все искала маму, но, видя, что все только злятся от этого, затаилась, пряча за куском старых обоев мамину фотографию.
Таня росла, так и не получив ни одного Лениного письма.
-Почему она не отвечает? – спрашивала Елена Николая Михайловича, который навещал женщину, сам не зная, для чего. – Они, что, не показывают ей моих писем?
Николай вздохнул. Такое тяжело говорить, это противоречит самой сути материнства, это разрушит тот стержень, который мешал Лене сломаться и сгнить в камере, не дотерпев до окончания срока. Но сказать, все же, надо…
-Лена, он лишил вас родительских прав.
-Что? – Она побледнела.
Ее Таня, Танюшка, с пухлыми ручками и теплыми щеками, которая шептала ей свои наивные мечты там, в бомбоубежище, которая прижималась к ней по ночам и согревала своим дыханием… Теперь она не ее…Совсем не ее…
Лена встала и вышла, даже не попрощавшись с Николаем. Ради чего ей теперь жить? Она хотела сделать, как лучше, доказать Аркадию, что может все вернуть, исправить, а только разрушила. Ее вычеркнули, выкинули за борт. И это любовь?!
С тех пор Лена не написала ни одного письма. Она просто считала дни до освобождения.
А Татьяна жила своей жизнью.
…Когда девочке исполнилось четырнадцать лет, у подъезда ее вдруг окликнула женщина. Таня сначала не узнала ее, но потом память смилостивилась над подростком.
-Танюша? – Лена осторожно подошла к дочери. – Здравствуй, Танюша!
Она хотела обнять именинницу, но та отпрянула.
-Нет! Папа и тетя Лида, и тетя Надя не велели! Они сказали, что ты чуть не убила человека! Я не могу с тобой разговаривать, они запретили! – Таня стояла посреди тротуара, ее трясло.- Мама!
Она вдруг шагнула вперед. Лена обняла дочку нежно, как в детстве, поцеловала в жаркий лоб, отбросила от глаз назойливую челку.
-Мамочка!...
-Я тебе тут подарок принесла. Я очень старалась, ты, даже если не будешь носить, не выбрасывай, пожалуйста… - Лена вынула из сумочки аккуратную коробочку. – Это тебе.
Таня осторожно раскрыла подарок. На бархатной подложке лежали часы, те самые, золотые часы.
Девочка взяла их в руки, перевернула циферблат.
«Тане от мамы. На четырнадцатилетие»…
-Мама!...
-Отойди от нее! – Аркадий появился так внезапно, что Лена вздрогнула. – Зачем ты пришла? И ворованные вещи свои раздаешь? Таня, отдай сейчас же!
Но девочка спрятала коробочку за спину.
-Это моя мама. Она моя, что бы ты ни говорил! И это ее подарок!
-Марш домой! А ты, - он ткнул пальцем в Лену. – Больше не приходи. Не ломай нам жизнь!...
Николай отвез Лену домой, сделал крепкого чая с медом и уложил спать. Они поженились два месяца назад, и мужчину ничуть не смущало прошлое жены.
Да, ему предложили сменить работу, но он и сам об этом думал, чтобы проводить больше времени с супругой…
…Татьяна поступила в институт, следуя по стопам отца. Ей предстояло работать в нефтяной промышленности, Аркадий выхлопотал место в одном конструкторском бюро, устроил дочь после института именно туда.
Татьяна никогда ничего не рассказывала о матери. Коллеги по работе были заинтригованы этим, но с расспросами не лезли. Татьяна ясно дала понять, что эта тема закрыта.
Только однажды, сняв часы, чтобы помыть руки, она неосторожно положила их дарственной надписью вверх.
Надюша, сидящая за соседним столом, тут же показала глазами на часики, другие девочки вытянули шеи, чтобы лучше рассмотреть.
-Какие часы у тебя красивые, - наконец, сказал кто-то. - Подарили?
-Да, - Таня быстро надела часы. – Это подарок. Мой талисман.
-А…
-Извините, мне надо к начальнику, потом поговорим!
Таня вышла, а девочки переглянулись, пожимая плечами...
…-Есть, значит, мать! Или, умерла? – гадали они, сидя в маленькой комнате, гордо называемой «столовая». – А что там, в личном деле?
-Посадили у нее мать, - сказала спокойно женщина, сидящая в углу. - Кажется, разбой, нападение… Но я точно не знаю…
Женщина поправила кольца на толстых, отекших пальцах, и посмотрела на притихших девчонок.
-А вы, Мария Павловна, откуда знаете?!
-Я в Отделе Кадров работаю. Я все знаю, - улыбнулась Мария Павловна. Ее жизнь сложилась как нельзя лучше, пусть даже и без Федора. Ленкины побрякушки до сих пор «кормили и поили» Машу, не давая заскучать на работе. Но это продлилось недолго. Получив однажды доступ к директорскому сейфу, Мария Павловна не удержалась от соблазна заглянуть туда… В виновности подсудимой вопросов не возникло…
…-Таня! Куда ты тащишь такие сумки? Что ты здесь вообще делаешь? – Аркадий случайно столкнулся с дочерью на улице.
-Я к подруге иду. Посидим, поговорим, чаю попьем.
-Да? – уже совсем седой, как будто высохший изнутри, Аркадий подозрительно смотрел ан упаковки лекарств, торчащих из пакета. - Она болеет?
-Кто? – насторожилась Таня.
-Подруга твоя.
-А… Да, простуда.
-А от сердца лекарства зачем?
-Папа! Отстань от меня! Мать у нее болеет! И вообще! – Таня вдруг поставила сумки на асфальт и смело посмотрела на отца. – Я к маме иду. И ты мне не запретишь.
-Ты? К матери? Но…
-Папа, я уже давно совершеннолетняя, у меня у самой сын растет. Мне плевать, что ты там себе вбил в голову. Мне плевать на репутацию, косые взгляды и «волчий билет», которым ты и твои сестры пугали меня все эти годы. У меня есть мама, я ее очень люблю. И ты не заставишь меня предать ее еще раз. Я хожу к ней в гости уже много лет. И сын мой с ней знаком, и муж. Один ты все боишься скомпрометировать себя. Я плохо помню войну, и я знаю, что это благодаря матери. Она тогда спасла меня. А ты ее прогнал. Все, извини, мне пора!
Татьяна решительно подняла сумки и пошла по тротуару.
-Таня, тебе нельзя таскать такие тяжести, у тебя же ноги!...
Аркадий пошел вслед за дочерью, пытаясь забрать пакеты, но она оттолкнула его.
-Когда мама захочет, она тебе позвонит, - бросила она через плечо. – До свидания!...
Аркадий смотрел вслед дочери. А ведь и правда, не было бы тогда Лены, не выжила бы и Татьяна…
Мужчина вздохнул и сел на скамейку. Ему нужно о многом подумать…
#рассказы-зюзино
#истории из жизни #родительская любовь #дети и родители #любовь и карьера
Дорогой Читатель, благодарю Вас за внимание! До новых встреч в разделе "Зюзинские истории"
Еще по теме здесь: Отношения.
Источник: Волчий билет. Рассказ.